Дневник

Пасха

Весь апрель пролетел, как три дня, и только сейчас (а сегодня 28-е, среда) я, наконец, собрался сесть за эти записи. Обычно не так: начинаю в начале месяца, потом добавляю по мере случившегося. Как бы настоящее, только что бывшее. На сей раз записываю прочно бывшее, оставшееся позади.

Утром в Великую Субботу (3 апреля) мы с дочерью повезли святить куличи к храму Св. Троицы на Воробьевых. Куличи купили в магазине, а яйца дочь расписала самыми простыми красками, которые отыскались в доме. Вышло необыкновенно! Как жаль, что она больше не рисует. День был ясный и безветренный, и красные свечки горели на улице, не затухая. Черноволосый батюшка (сколько лет его вижу здесь) шел со служкой вдоль столов. Издалека доносилось их пение, а как подошли поближе, мы услышали добрые приговорки: «А, малыши-карандаши…» Кропил он щедро, и влага, попавшая на лица и волосы, обрадовала нас, непослушных и невнимательных. Маленький кулич я отвёз племяннику Алёше. Ему уже два года и четыре месяца. Это волшебный ребенок. Поднял с пола и поставил на стол трехлитровую банку с огурцами, тяжелую и скользкую. Младенчество Геракла. Он всё говорит, всё понимает. И ещё он растёт добрым. Недавно, мой брат отвозил его к прадедушке и прабабушке. Они ещё не стары, только вышли на пенсию, и Алёша проводит у них рабочие дни недели. По дороге от метро Тёплый Стан племянник начал делать вид, что ложится в лужу. «Сынок, на ручки?» «Нести.» Брат взял Алёшу, но поясница немедленно отозвалась, как и положено этой части организма с достаточным прошлым. «Алёша, у папы спина болит, давай пойдём ножками.» Завертелся, соскакивая с рук, потом обнял брата за ногу, покраснел от натуги: «Алёша понесёт папу.»

В этот день я встретил племянника на детской площадки в «красных домах», так со старых времен называются кирпичные дома между нашей старой школой №11 и улицей Строителей. Алёша быстро растёт, но меня помнит и любит. Тут как-то ему показали шаржированный портрет Пушкина (волосы, нос): «Кто это?» «Дядя Ёша!» Мне мало что так дорого, как его улыбка при наших нечастых встречах. Покатались на желто-красных желобах и горках. Я вылетел с такой скоростью, что ссадил пальцы. Потом надо было расставаться, навестить мою маму. Это требовало пределенных маневров, чтобы мальчик мой не расстроился.

Под Пасху, как оно обычно и бывает, нам выпадает играть в клубах. Работа есть работа. Так что вечером я оказался в "Би Би КИНГе". Играли с подъемом, даже азартом. Только к ночи я оказался среди родных за городом. По телевизору шла служба, в доме горели свечки, стол уж был накрыт. Красиво и тихо встретили праздник.

Апрель дальше

Клубы открываются и закрываются, как в какой-то компьютерной игре - "Забрось шарик". Только что почил Jazz Town на Таганке... А в середине апреля начал работать Floyd на Садовой-Каретной, оттуда позвонили и предложили выступить. Басист Валера Серёгин приехал нездоровым, симптомы нас встревожили, но от «скорой» категорически отказался. Надо его знать. Если упрётся, не столкнёшь. Буду играть, всё это ерунда, мне уже полегче и так далее. Как всегда, нас это сбило с толку. Пусть это послужит мне оправданием. Он отыграл гиг. После концерта Ольшан отвёз Валеру домой. Звоню ему утром, всё вроде в порядке. Никаких врачей, когда мы там играем следующий... Вечером его положили в больницу с инфарктом. Довольно скоро Валеру перевели из реанимации, вроде начал лучше себя чувствовать, вставать, даже на улицу выходил. Дай Бог.

Когда меня или тебя выбивает из строя, как кегли, окружающая жизнь, которой, кажется, мы – центр и неотменяемая часть, неумолимо продолжается. «Черному Хлебу» предстояла музыкальная работа, и я позвал на помощь Сережу Кузнецова. Он не играл на басу года три, мы и виделись крайне редко. Но это человек, на которого всегда можно положиться. Мы отыграли с Де Блюз Спиннерз в «Доме-у-дороги», съездили в Дмитров. Впереди маячили ещё два гига, и тут все барабанщики стали недоступны. И вдруг звонок. Появился Саша Половинкин, который был на европейских гастролях с Вулфом Мейлом. И ещё звонок: Саша Соловьев вышел из рядов российской армии, коммисовали по здоровью. У нас снова есть поддержка классного ударника, знающего весь репертуар, и надежного приятеля. И лучшая губная гармоника!

28-го мы выступили в прямом эфире телеканала «Ностальгия», а в последний день месяца, 30-го, снова появились на сцене «Флойда». Я себя чувствовал хорошо и там, и там. Мне в кайф играть с привычным составом «Хлеба». Уважаю и люблю этих ребят. Но вдруг потекла новая кровь. И в меня попало что-то необыкновенное… Половинкин, Кузнецов, Соловьев, Ольшан, Новосёлов. Называйте это ритмом, называйте – драйвом. Я назову – мне повезло в трудной ситуации.

Летим

«Тетрадь для снов (слов)», 1964После гига в клубе «Флойд» я приехал домой за полночь. Мы собрались на дачу с близким мне лицом (ей 89, и это долгое ночное ожидание, и сборы безо всяких охов и жалоб вызывают у меня восхищение). Приехали совсем поздно. Еще немного, и было бы рано. Я никак не мог улечься, гиг стучал в висках. Даже досмотрел до трети какой-то крутой ночной фильм, только тогда устал и ушел наверх. Снился мне как бы лабораторный корпус «А», только антураж был совсем чужим, а действующие лица (хоть и знакомые) были подобраны и вовсе с бору по сосенке: сумасшедшая дама с 4 этажа Корпуса, и ещё одна, с первого этажа, не имеющая никакого отношения к первой. Дверь открылась, и вошла Галя Курилова. Мы были когда-то знакомы. Галя обладала оригинальной красотой, умом и тактом, но жизнь её к началу 90-х сложилась сложно и неудачно. Killing floor, как ещё скажешь. Потом она уехала к мужу, обосновавшемуся в штате Юта, и вроде всё устроилось на мормонских землях. Галя-во-сне очень раcполнела. Она жаловалась на самочувствие. И через секунду исчезла. Оказалось, что дамы разговаривают с ней по междугороднему телефону. Я взял отводную трубку (похожую на мобильник-«раскладушку»), но ничего не услышал. Осталось ощущение тревоги. «Что с ней случилось?» «Единственно, что требуется – слабительное» – сказала «та, что с первого этажа». «Зачем вы вообще хватали трубку? Теперь разъединилось!» - добавила вторая.

После пробела я очутился на улице и попал в Испанию. Стояла теплая ночь, полная красок и света. На световой границе виднелись крыши замков, башни, волшебные южные декорации. Я взмахнул руками и свободно полетел, быстро огибая стены и высокие деревья. Это привычный и неотменяемый навык, летать. Мне известно, что этот дар есть, и в таких снах ни на секунду в нём не сомневаюсь.

Дрейф в сторону весны, со всеми нелепыми надеждами на лучшее.