Дневник

Август

Август наступает неожиданно, как никакой другой месяц. Не даёт опомниться. Гонит дело к зиме. И надо же было, чтобы лучший момент этого лета выпал на один из августовских дней, когда мы с дочерью ехали на машине за город. Был вечер пятницы, движение ослабло, небесное освещение становилось тёмно-синим, почти фиолетовым, и над дорогой стоял светлый серп Луны, без малого половинка. Словно рекомендательный дорожный знак: «Будьте счастливы». И мы послушались. Всё виделось необыкновенным и спокойным, как в последнем кадре гениального кино. Лето никому ничем не обязано, ни жарой, ни грибами, ни дождём. Но один такой вечер должен быть.

Читал книгу отца Георгия Нейфаха «Гармония Божественного творения (взаимоотношения науки и религии)». Это очень личное чтение. Юру Нейфаха я любил, хотя нам не привелось дружить в обычном смысле этого слова. Как сказано в предисловии, основой книги стали лекции, которые читал о. Георгий для студентов Курского университета, и значительную часть текста он не писал, а диктовал - уже тяжело больной. Отмечаю это не для оправдания недостатков «Гармонии», скорее извиняю себя. Апология православной веры проводится здесь неуклонно, нетривиальных фактов приведено много, за текстом стоит знание огромного корпуса литературы. И все же в книге о.Георгия, на мой взгляд, в старый спор «религия – наука» не добавлено новых и убедительных размышлений. Может быть, автор и составители не ставили такой цели? Для тех читателей, которые убеждены в примате Веры, её, цель, и ставить не нужно. Но вот для студентов Курского университета… Некоторые места кажутся странными – взять хотя бы острое неприятие Джордано Бруно, которого автор называет магом и еретиком. Из-за этой горячности (да простится мне невольная игра слов), подспудно и вне намерения автора, читателю мерещится за строками: сожгли, и правильно сделали. Это совсем не характерно для доброго и интеллигентного автора «Гармонии», каким я его помню. Другие доводы часто походят на игру шашками в щелчки, напоминая известные: «неубедительные, но весёлые доводы Остапа». Вот теперь я подхожу к главному… но кажется, сначала надо объяснить коё-что.

В других местах этого дневника мне приходилось рассказывать о Юре Нейфахе. Чтобы не отсылать читателя по ссылкам, повторюсь здесь. Он вырос в московской профессорской семье. Но это ровным счетом ничего не говорит о свойствах этой семьи. Они все были людьми необычайными. Отец, Александр Александрович Нейфах, много лет заведовавший лабораторией биохимической эмбриологии, был членом Хельсинской группы защиты прав человека и участником протестных акций в самые хмурые советские времена. Мне рассказывали, что в 70-е во время пикета старший Нейфах отобрал у милиционера конфискованный транспарант и отходил его этим транспарантом по голове. Снимки происшествия появились в западных газетах. И ничего ему за это не было. Это могло так и быть - за Нейфахами ходило чудо. А может быть, всё это преувеличено, но то, что эту историю пересказывали, показательно для тех времен. Участник войны, физически сильный человек, Александр Александрович был, что называется, «храбрый еврей». Отец Георгий крестил и исповедал отца на смертном одре.

В те времена не меньше историй я слышал и о Юре Нейфахе. Он закончил Биофак на год раньше меня. Всех поражала его острая речь, шутки, какое-то художественное пьянство, всё сродни юродству. На Белом море он придумал гениальный метод дефекации, защищающий от москитов – для этого какающий устраивался на ветвях высокого дерева, где ветер сдувал назойливых насекомых. На спор Юра мог сжевать большого жука или морскую сколопендру. В лаборатории устраивал гонки бактериофагов в стеклянных капиллярах. На одной из первых студенческих свадеб его попросили сказать тост в честь молодых. Он поднял голову и произнес: «Брак – это блеф!», после чего снова упал в тарелку… Его цитировали те, кто никогда и не видел. Это была слава. Многие молодые (и немолодые) физики и лирики конца прошлого века хохмили и оригинальничали, это был всеобщий театр, но таких звезд стиля, как Юра Нейфах, были единицы. При этом он не стал выдающимся учёным. Не беда. Давайте ценить научные достижения так, как они того стоят - чуть выше, чем успехи в бизнесе. С Юрой случилось настоящее чудо - поважнее открытий, индексов цитируемости и публикаций в Nature.

В 83-м году Юра крестился, несколько лет прислуживал в храме, в 89-м был рукоположен. Мы встретились случайно в метро. Стоя у турникета, проговорили часа полтора. Это был тот же Нейфах, только с бородой и в рясе, и вместе с тем какой-то новый, спокойный… сам его облик и речь убеждали в вере. Он рассказывал, что служит в деревне Быки Курской области, сейчас исполняет послушание восстановить православный храм в Курчатове. «Понимаешь, там атомная станция. Молитва нужна.» Я запомнил его рассказ о том, как он собирал средства на храм. Ходил по приёмным. «Пришел к Святославу Фёдорову. Он мне отказал. Ну, это ничего, мало ли к нему попов ходит.» Этот храм был построен, и отец Георгий служил в нём до самого конца своего жизненного пути.

В конце того разговора он звал меня в Быки, начал писать адрес на листке из блокнота. К нам подошел какой-то пьяный и стал спрашивать, как узнать Бога. «А ты молись: Господи, если ты есть, откройся мне.» «И всё?» «И только. Обязательно откроется.» Вдруг чающий вырвал бумагу из рук отца Георгия и побежал к эскалатору. «У нас вечно так» - улыбнулся он – «как выпьет человек, начинает Бога искать.» И стал писать адрес снова. Но я так и не доехал до Быков. В 2004-м в поездке мне случилось оказаться близко от Курчатова (см. в дневнике), но мы разминулись и больше не повидались.

Так вот, главное впечатление от «Гармонии Божественного творения». В строчках книги живой голос отца Георгия – без капли значительности, пафоса, но с юмором, даже приколами. И убежденная немногословная речь о православной вере. Я встречал много грешников, нескольких добрых людей. И единственного, близкого к святости… может быть, не святого, но заставляющего так пронзительно пожалеть о несовершенстве твоей собственной жизни. Почитал – и как будто послушал его снова.

23-го августа играли в «Доме-у-Дороги». Утром пришло известие о кончине Фила Гая. В клубе случился Омар. Он уже не выступает с нами, но я спросил: не сыграешь ли пару номеров? «Конечно!» - ответил он по-русски и приподнял брови. Во втором отделении я позвал Омара.

«This one is for Phil Guy».

И Омар сыграл потрясающий номер в манере Гая-младшего. Было видно, как он хорошо понимал Фила. Это было не то что трогательно, а как-то правильно и единственно возможно.