Магазин «Перекресток» на Калужке, сразу за выездом из Москвы. Здесь всегда очереди в кассах, и днем и ночью. А покупателей много. Никто не ссорится и не говорит грубостей. Нервическая советская очередь вспыхивала по малейшему поводу. Современная русская несколько напряжена и «следит за базаром». Может быть, потому, что ссора может закончиться не потасовкой, а стрельбой из травматического оружия в голову. Но все же здесь удобно остановиться для закупок. И почему-то, может быть, в соответствии с магией названия, в «Перекрестке» непременно случается что-то запоминающееся. В День десантника, у обывателя ассоциирующегося с купанием в фонтанах и смутной возможностью получить в репу, в очереди передо мной стоял высокий парень в тельняшке и заломленном синем берете. На руках он держал хрупкого мальчика, меньше года, в таком же берете. Мне было приятно смотреть на них. И вот что вспомнилось. Во время первой чеченской войны, когда симпатии либеральной интеллигенции и даже крупных телеканалов были не на стороне федералов, я сочувствовал вовсе не героическому горскому народу, отважному и необычайно способного ко всяческому перелезанию (касается ли это диверсионной войны, информации, или использованию денежных ручьев). Как и не сочувствовал нашим правителям, сначала вооруживших и ободривших горцев, а потом развязавших войну. Нашим солдатам. Я легко иду за общим мнением (один ли я такой). Но на это почему-то не повёлся. Хотя либеральный (по старому определению – «левый») взгляд на власть и её любые действия, принимая во внимание моё воспитание, был бы для меня естественным. Но что-то мешало… Истории о кавказских пленниках, торговле заложниками и отрезанных пальцах. Слова моего дяди, Израиля Ефимовича Этермана, фронтовика-артиллериста, защищавшего Невскую Дубровку, и адвоката, много лет работавшего на Северном Кавказе – «Понимаешь, это всё внешнее – гостеприимство, почтение к старикам. Обманут обязательно, чужих особенно». Не весь народ, конечно, такой. Но есть доминирующие взгляды и схемы поведения. И когда в 90-х правозащитник Сергей Ковалёв говорил по НТВ, что чеченский народ наивный и рыцарственный (вот весь народ!), как-то не верилось. Можно меня обвинить в имперском сознании и симпатиях к нашим зверям в синих беретах. Слава Богу, что этот дневник частный и малозаметный. Война жестока, но уж их зверям, «комбатантам» и «борцам за свободу» я точно не сочувствую. Столкновение цивилизаций не развивается по законам гуманизма и демократии (или их дефицита), а по жестким физико-химическим законам. Увы. И либералы непременно должны быть! Кричать, протестовать, высказывать неудобные и прекраснодушные вещи. Они как предохранитель. Если перемкнёт и придут брать.
Маленький мальчик в синем берете, вот такие воспоминания о начале жаркого августа.
Ночью очереди в «Перекрёстке» случаются из-за двух доступных кассиров вместо шести. Вот одна из перекрёсточных касс готовится к закрытию. Молчаливая кассирша-таджичка «просит не занимать». В её глазах тоска. Какая там восточная бесстрастность на лице… Ей очень надо в туалет. Бомба тикает. Передо мной двое мужчин с водкой (тогда её ещё продавали ночью). Проскакивает извиняющийся парень с пачкой сигарет. Девушка встаёт и щёлкает покупками у сканера. Я последний. Наверное, благородно было бы тихо перейти в соседнюю длинную очередь. Но я этого не сделал. Меня ждали на даче и не ложились спать. И у девушки всё будет хорошо. Зачтите мне всё это.
В августе (или это было раньше) я видел у касс Петра Ефимовича Тодоровского. Он просто стоял на неудобном месте, но никому не мешал, незаметно улыбался, смотрел на происходящее и ждал кого-то. Тодоровский живёт, кажется, на даче в Ватутинках. Для меня это бесконечно симпатичный и удивительный человек. Его фильмы хороши, но я больше люблю другое кино, не в этом дело. Моё воображение более всего поражает, как этот пожилой человек играет на семиструнной гитаре. «Слухач», импровизатор, самоучка, спокойно и точно выстраивающий мелодию. Видел по телевизору, как он давал джаз с покойным Евгением Евстигнеевым (тот стучал ложками по стулу). Это была «игра в джаз», но какая игра!
Остальное вы всё знаете. Август был невозможно жарким. У нас на даче воду включали утром и вечером. Днём пользовались бутылками из-под «Шишкиного леса». Но мне, кажется, единственному из спрошенных, нравилась погода. Никуда не поехали, как всегда, но Коктебель явился сам, без увещеваний. В первый раз не чувствовалось разницы воздуха «Москва – загород», когда приезжаешь и делаешь вдох, а возвращаешься и делаешь выдох.
Третий роман Стига Ларссона «Девушка, которая взрывала воздушные замки» я увидел в супермаркете. И не смог отказать себе, положил в тележку. Книга написана не наспех, но первых двух, а если быть совсем точным, первой книги – вполне достаточно. Был разочарован, хотя развлечение стоило 299 рублей. Перевод современный, то есть неважный. Для этого необязательно знать шведский, достаточно посмотреть конечный русский текст. Каким удовольствием было после этого взяться за старый томик Сомерсета Моэма, последние страницы которого у самого корешка заляпаны синей краской для авторучки. Блестящий перевод старой школы. «Театр», и чтиво (для меня это не уничижительный эпитет… скажем, Устинова и Вильмонт – чтиво, а Донцова уже нет), и литература вместе. Чтиво – это то, что я могу с увлечением читать.