Дневник

Цыган-лимон и другие

Настала мгновенная первая жара, эпиграф нашего кратковременного лета. Всё новое, ни пылинки, зелень, будто сегодня отпечатанная. В лесу на ёлках яркие побеги-свечки. Ночью серпик месяца светит через туман, словно его закатали, заламинировали в туманную плёнку. Кричат лягушки, поют соловьи, и почему-то этот странный состав звучит так безупречно.

Думаю о людях, с которыми сталкивает судьба. Наверное, мой самый надежный кайф. У нас на даче работает каменщик Георгий («вообще-то я Гиви»). Это маленький человек с большой головой и крупными чертами лица. Одевается щёголем, с некоторым кавказским оттенком. Достаточно посмотреть вниз – на остроносые черные мокасины, а, проследовав взглядом за их загибающимися носками, увидеть безупречную «киношную» стрижку. Его манеры комфортны, в них такт и немногословность. Но есть фатальный недостаток, редкий для грузин. Он пьёт запоями. В поселке Щапово живут две сестры. Нигде не работают и не учатся, как говорится. Одна из них его special rider. Когда Георгий получает деньги (а работает он по высокому классу), то пропадает на две недели, и его телефон оказывается вне зоны действия сети. Курбан, который живет на крыше, и который всё знает, рассказывал, что эта девушка отключает телефон Георгия, прекращая его контакты с внешним миром, полным безутешных заказчиков. В такие плохие дни его видят только в щаповском магазине, куда он приходит брать в долг. Он часто попадает в милицию, но как-то спасается. А потом запой кончается, и он выходит на работу с самыми загадочными объяснениями. После двух недель работы special rider появляется на объекте и зовёт Георгия… К нам, правда, ни разу не приходила.

Если Георгий в порядке, его мобильник отвечает либо фразой «Вы дозвонились до приемной президента…», либо развинченной песенкой, «шансоном»:

Цыган-лимон, 
Мальчишка симпатичный
Цыган-лимон, 
Хочу с тобой гулять…

Поёт подсаженный блатной голос, и эти слова и мелодия моментально запоминаются, лезут под кожу. Песня словно проявляет тайну Георгия, его мечты и представления о себе самом, его жизнь перекати-поля, без семьи, вдали от родных мест…

И ещё «Цыган-лимон» заставляет вспомнить раннюю весну 1970 года. Я готовлюсь на Биофак, занимаюсь с репетитором математикой в Аристарховом переулке, в районе Таганки. В окна лупит солнце, по улицам текут ручьи, мои мысли за окном, далеко от задач и их решений. По таганским уличкам, мимо домов красного кирпича идут два парня. Один из них коренастый, с короткой шеей, коротко стриженый. Он в коричневом костюме, желтой рубашке и большом галстуке, на шее висит гитара на веревочке. Он бьет по струнам «восьмеркой» и поёт:

А утки кря-кря-кря 
Ты, парень, зря-зря-зря
Тебе здесь своё счастье не найти!

И я так точно и полно понимаю эти слова, как и солнце, тающий снег, кирпичные стены. Ни с того, ни с сего, через 10 или 20 лет, или вчера, в голове возникают эти строчки, иногда разбитые стоп-таймами, не предусмотренными в оригинале.

А! УТ! КИ! кря-кря-кря 
ТЫ! ПА! РЕНЬ! зря-зря-зря…

В прошлую пятницу я заехал в «Дом-удороги». Омар Итковичи перед возвращением в Буэнос-Айрес играл что-то вроде прощального концерта. «Что-то вроде» упомянуто неслучайно. Омар уезжает часто, никакого прощания не объявлял. Да и мало кто, как он, столь далёк от любых сантиментов (вернее, не склонен выказывать их). Надо его знать. Народу набилось битком, как на самых звездных ДуДовских концертах. Я не был уверен, что смогу прийти, и не озаботился местом. Хорошо, приютил добрый друг за передним столиком. А за центральным столом тусовались высокие красивые девушки... groupie поддержки. Первое отделение гига было, что надо. Чистое, сильное пение, классные гитарные выходы, безупречная работы группы The Kingsize. Омаровские самые удачные номера, от Big Boss Man до Like a Rolling Stone. Но дело даже не в том, что доставило привычное удовольствие. Поразила история об одной ночи в Астане, которую Омар рассказывал под блюз. Можно было подумать, что это отрепетированный номер, но это было не совсем так. Эту историю уже от него слышали с разными вариациями, но, клянусь, в этот раз была лучшая история.

Без кавычек, потому что не возьмусь пересказать точно (пусть многоточия послужат инструментальными вставками):

Once I’ve been to Astana, Kazakhstan… Me and my buddy, we had a typical Astana dinner. About four bottles of tequila... After that dinner we decided to go to our place… Нe went to the left, and I went to the right. Although we shared the same apartment… And after a while I was completely lost. I saw a tree with beautiful leaves and branches and birds… It was about midnight then. And the nature called and I wanted to leak... So I stopped by the big tree to leak. There was the palace of Nazarbaev behind the tree… Three policemen stopped by and arrested me. While they decided how to massacre me the best way, I gave a call to my buddy… And he came to rescue me… It was about 6 a.m. when I left the police station… It was the same tree just in front of me, with fucking beautiful branches and fucking leaves and fucking birds… And the sun was raising over the Astana river!..

Мой друг Володя Мазаев

Я познакомился с Володей в 2003 году в клубе JVL на Новослободской. Этого клуба больше нет, но это не трагедия. Клубы рождаются и умирают тихо и без заметных мук, как существа растительного мира. Володя Мазаев сидел за пультом в операторской (в JVL все было сделано шикарно, и аппарат, и студия звукозаписи, и свет, и интерьер… даже сигарная комната). Это был высокий человек, он улыбался и говорил тихо, но внятно. Он нам сразу понравился. Звукоинженер в России всегда несет в себе хотя бы маленькую частичку говна. Часто это люди чем-то раздраженные или амбициозные. Ничего этого не было в Мазаеве. Мягкость, бесконечный такт и спокойное самоообладание. Джентельмен. Ни капли «важности». В начале 2000-х я играл с группой «De Blues Spinners». Гелюта на гитаре, Братецкий на гармонике, Половинкин на ударных, Кузнецов на басу. Репетировали много, и бэнд мне нравился. И вот мы отыграли дживиэлевский концерт, не зная, что Володя нас записывает (у него там и студия имелась). «Ребята, послушайте, что получилось.» Не стоит себя хвалить, и не хвальба это, а выражение тогдашней наивности и приподнятого отношения к музыке и жизни, своей в том числе. Мы обалдели от этой записи, короче говоря. Потом Володя её отмастерил. Она есть у меня до сих пор. Вот бы выпустить. Там есть настроение, несмотря на недочеты – на первом инструментале, «Фокстроте» Эрла Хукера, просел бас, и так далее. Не в этом дело. Мазаев сделал маленькое чудо и очень нас порадовал.

Кроме клубной работы, он чинил радиоаппаратуру в конторе на Сретенке. Как-то раз я привез к нему сгоревший гитарный комбик. И мы сели пить водку. День прошел, как не было. Мы говорили, никуда не торопясь, о людях, музыке, колонках, усилителях, повадках домашних животных, случаях из нашей пёстрой жизни. Немного сплетничали… Когда напитки кончились, я предложил взять ещё. «Да ладно» - сказал Володя – «и так хорошо посидели». И мы продолжили пить чай. Какая-то была в нём спокойная разумность. Комбик был починен неукоснительно через неделю, и работает до сих пор. Володя дал ему более мощное питание. Потом мы как-то здорово подружились. Хотя встречались нечасто. В зрелом возрасте это бывает. Когда Володя перешел в клуб Jazz Town, а у нас там появился ангажемент, чернохлебовцы обрадовались. Мы в хороших руках! Его работа всегда была безупречной, незаметной и уютной. После концерта обычно сидели за столиком, продолжая бесконечную приятельскую беседу. Он так же любил послушать, как умел рассказать. На моей, и не только моей памяти, никогда не горячился, ни разу не повысил голоса. Если надо было что-то сказать в клубном шуме, просто подходил поближе. Улыбался, но никогда не смеялся в голос. Он приходил на наши "парадные" концерты в ЦДХ вместе с женой. Они очень хорошо смотрелись. Это необычно, как и весь стиль Мазаева. Понимаете, какой звукорежиссер, с профессиональной морской и горной болезнью от музыкальной вибрации, придет на концерт группы, с которой его не связывает «бизнес»? Придет не в клуб, поесть-попить-потусоваться, а в зал! Приедет из Строгино на Парк культуры, к семи часам, в пятницу!

Последние годы провожаю и провожаю без конца. И никогда не видел, чтобы на скромных, неофициальных (и таких горестных) похоронах так много и легко говорили – соседи, родные, музыканты. Об ушедшем, если он имел хоть какое-то отношение к творчеству, художеству, почти всегда скажут: «Это был гений». Способ безналичного расчета. Володя Мазаев не был гением. Он был просто хорошим и естественным человеком, от этого потеря гораздо ближе. Из тех немногих, кого я про себя сравниваю с графитовыми стержнями в реакторе. Или, как у О.Генри: мир, как известно, держится на черепахе. Черепаха – на четырех слонах. Но слонам тоже надо на чем-то держаться, и они стоят на помосте, сколоченном из таких людей…

Я не нашел лучшей фотографии Володи Мазаева. Эту, маленькую – взял с его странички на «профессионалах». Володи не стало в субботу 13 июня. Во сне остановилось сердце. Он моложе меня на 4 года. Мобильник спрашивает, останавливаясь на его имени: «Стереть все детали Volodya Mazaev?»