В короткое время, когда сходит снег и становится тепло, в среднерусской природе происходит чудесное движение. Дальше уже будет неинтересно. Зеленое лето без запахов, похожее на 40-летнего человека. Но май! Сначала цветут крокусы и первоцветы, появляются мелкие зеленые выстрелы на ветках, незаметно цветет берёза и через несколько дней разлетаются её плоские мелкие семена. В лесу появляются сморчки и строчки («ни дня без строчки…»), когда-то мы их собирали, теперь сад занимает все дачное время. Трава идет в рост, стригу газон раз и два. Салат из одуванчиков и сныти, щи с молодой крапивой. Цветет вишня, и скоро осыпается. Появляются бутоны на каштанах и рябине. Белые облачка на черемухе и яблоне. Взрывы. Цветочное Бородино. Черемуховые холода. Одуванчики, и роскошные, сочные, растущие у забора на влажной земле, и расплющенные розетки, пробивающие асфальт, дают закрытое и открытое желтое – и, сразу, нелегальные семена. Норовят облететь, пока не выкопали. Их сила в количестве. Сирень, белая, светлая, багровая. Запели соловьи – и здесь, за городом, и в аллеях МГУ. По счастью, они продержатся довольно долго. Самое лучшее в мае – приехать ночью на дачу и, еще не занося вещи в дом, сидеть на скамейке...
В заднее колесо машины попал гвоздь. Точнее, саморез с крестовой насечкой. Но это, согласитесь, не так ровно звучит. Итак, гвоздь. Вот как это выяснилось. В понедельник утром на улице Гарибальди меня остановили гаишники. Это был экипаж, настроенный на «остаточные явления». Я открыл окно. Документы не потребовали. Задали абстрактный вопрос: «У вас всё в порядке?» Возможно, экипаж ДПС будущего… Ответил, что всё. Офицер проанализировал выхлоп. Прошел вдоль машины, покачивая жезлом, как часы-ходики. «Да у вас покрышка спустила». Я вышел из машины. Заднее колесо стояло на ободе. Из протектора на меня смотрела головка гвоздя. В таких случаях не надо поддаваться искушению ложных схем: доставать домкрат, запаску, отвинчивать болты... Долгий и грязный путь. Я просто накачал колесо электрическим насосом и поехал на работу. В точке назначения покрышка держала форму, близкую к округлой. В обед заехал на шиномонтаж в ста метрах от работы. Там дежурил Андрей. Я завожу приятельские отношения с людьми труда, особенно склонными к философии. Они в России не редкость. Народу у Андрея не было, и поэтому извлечение гвоздя и вулканизация шины заняли минут сорок. Мы говорили о компьютерах, айподах, играх и прочих перипетиях быстротекущей жизни. «Вот» – сказал Андрей и протянул мне ровный чёрный саморез. Я кинул его в карман. Так сохраняют вынутую пулю, выдернутый зуб, неизвестно зачем. Вернулся на работу. Когда я сижу за столом, мне заметен край плинтуса на противоположной стене, который задрался, как лыжа. Привычный раздражающий элемент интерьера. Я взял крестовую отвертку и завернул саморез, скрепив два плинтуса на углу. Щель исчезла. Как важно, чтобы каждая вещь, сбившаяся с пути, попала на своё место.
В середине мая сделал дровницу, без особой причины или побуждения. Просто вещи начали двигаться, я хотел этого. От нашей длинной стройки осталось множество предметов, ищущих места: листы мягкой кровли, доски, шурупы. Собрал всё нужное в кучу. Я не знал, как делать, просто работал медленно и вспоминал простые сооружения подобного рода. Насыпал песка к стене сарая, вдавил в него половинку деревянного поддона для кирпичей, распилив перемычку ручной пилой. Поставил четыре длинные доски, постепенно скрепляя их со стеной, забором и друг с другом. Сверху собрал решетку, на неё постелил кровлю – снизу вверх. Чтобы вода не затекала. Получилось. Самое приятное было – переложить дрова от крыльца на дровницу. И сознавать, как много пристроено мелких и средних предметов. Хоть и не все…
Жизнь вещей загадочна. Вещи поднимают страшное восстание в поэме Хлебникова, но в нерифмованной жизни ведут себя насекомыми-подпольщиками, устраивая фокусы за нашей спиной. Почему целыми стаями пропадают носки и трусы, не находясь ни «в чистом», ни «в грязном», в квартире, где, кажется, и деваться некуда? Иногда они появляются вновь, но парные предметы обнаруживаются бобылями. Один носок, одна перчатка (почти новые). Есть и вещи-лентяи. В платяном шкафу валежник футболок с надписями. Именно лозунги делают их неподвижными. Вот майка с фестиваля блюза во Владимире (примерно 2000 год): на фиолетовом фоне белесые буквы, спереди «Радио Га Га», сзади «Хорошего радио должно быть много!». Куда я пойду в ней, с такими якорями? Окаменелая «несносимая» одежда.
Движение книг, пластинок и кассет имеет, по крайней мере, разумное объяснение – кто-то взял и забыл вернуть. Как жалко гениальную книгу Брагина «В стране дремучих трав», концерт The Who на виниле, бобину фолковой группы «Май» (Вадим Голутвин, Оля Хигай, Миша Гужов, Григорий Захаров, записано на даче Паши Столыпина в 70-е) и итальянской бит-группы Stereo equip. Бобины BASF в фирменных коробках, оклеенных психоделическими картинками из журнала «Америка». Они ушли навсегда.
Когда мне совершенно нечего было читать, вновь взялся за роман Александра Терехова «Каменный мост». Оказалось, я недооценил эту книгу три года назад. То, что мне казалось тяжелым, при перечитывании проявилось как узор, тонкая словесная структура. Смысл открылся. Неприязнь к герою, которую я проецировал на автора, показалась мне теперь неверной. Мы знакомы. Терехов был мужем моей милой и дорогой родственницы, и развелся с ней как-то нехорошо… Через год вышел «Каменный мост». Эти семейные обстоятельства повлияли на мои впечатления. Прошло время, и книга стала просто книгой. Важно перечитывать. Итак, «Каменный мост» оказался лучшим романом из тех, что держал в руках за последнее время.
И вдруг принесли ещё две книги, «Псоглавцы» Алексея Иванова и «Карта и территория» Уэльбека. Схватил Иванова. Это крепкий триллер с прямыми задачами. Довольно странный после тонкого ивановского романа «Географ глобус пропил», после которого мой интерес к автору постоянен. Но посмотрим. Вот я на середине книжки. Перелистываются страницы, и роман ослабевает и исчезает. И всё-таки это Иванов. Что бы он не натворил, мне будет интересно читать.