Дневник

Сентябрь

В школе мы писали сочинения на тему «Что я прочёл летом». Старую собаку новым штукам не выучишь. Вот пишу.

Самая интересная книжка – «Дорогой длинною», мемуары, рассказы и письма Александра Вертинского. Я упоминал о ней в майском дневнике, в начале лета только начал читать, и читал долго-долго. Рассказы Вертинского манерны, но хороши. В мемуарных главах есть поразительные вещи. Например, спокойное и горькое описание «романа с кокаином», с которого Вертинский сумел соскочить, когда стал работать медбратом в санитарном эшелоне во время Первой мировой войны. Кокаин продавался в России начала 20-го века в аптеках без рецепта и стоил, самый лучший, немецкий, 50 копеек за гуталиновую баночку. Бесконечные скитания, обманы роуд-менеджеров, помощь «романтических» бандитов, козни румынских, бессарабских и прочих мелких властей, концерты в самых лучших залах и в самых гадких местах. Я не мог не подумать, читая эти мемуары, что сюжет его жизни – и жизней блюзменов старых времен – странно близки. А как иначе? Непрофессиональный исполнитель песен (в старых афишах они называются «песенки Вертинского»), ставший звездой и иконой. Это очевидная истина, время одно, и способ существования, в общем-то, один и тот же. Если это покажется не очевидным, но натянутым, так тому и быть…

В книге «из кусочков» всегда запоминается что-то «самое». Это, конечно, письма Вертинского послевоенных времен, когда он жил в Советском Союзе. Письма жене – неприглаженные, без оглядки на чужие лица, читающие через плечо. Уже стареющий человек, он жил в титаническом гастрольном беге, не появляясь дома несколько месяцев кряду. Вечные жалобы на тоску, болезни, идиотизм культуртрегеров, жару или холод в номере, описание «гостиниц обкома» (хорошо, если с водой и уборной в номере), ночевок в спальных вагонах. И концерты по окраинам, просто подвижнический «чёс»! Запомнилось, как Вертинский пишет о каком-то open-air в Тамбове: страшный ветер в лицо, ливень, «хорошо, хоть были микрофоны…» Значит, были и концерты под открытым и закрытым небом безо всяких микрофонов! В этих письмах открытое разочарование советской властью. И как не боялся писать, хотя бы и родной жене. Неужели ради денег концертировал, снимался в кино? Да нет, конечно. Это зависимость посильнее кокаиновой – желание сцены и зрителя.

Вот всегда так бывает – случайно берёшь в руки новую книгу (дают почитать друзья), блеск настоящий! Покупаешь потом другие книжки того же имени и несколько разочаровываешься. Дело не в смещении оценок из-за потери новизны… просто вот так везёт – first cut is the dippiest… «Планка» Евгения Гришковца мне страшно понравилась (дневник за апрель). Потом нашел в книжном «Следы на мне» и немедленно купил, запрокинув волосы, как пианист. «Следы» читаются интересно. Здесь много нового и умного. Но вот какая штука - в «Следах» используются те же приёмы (и тем несколько разоблачаются), что и в «Планке». «Планка» открывается маленькой повестью о службе автора на флоте («Другие»). Вот как она заканчивается. Настоящий кайф:

«- Да и хуй с ним, - тихо сказал Хамовский, коротко махнув рукой. Сказал и ушёл.

В тот момент передо мной открылось величие мудрости, которая была растворена в мире, но не являлась мне так явно…»

Тут квинтэссенция гришковецкого таланта. И несомненная мысль. И крепкое слово в конце, как в анекдоте. Смеёшься, как много лет не смеялся – с юности, когда читал в первый раз «Швейка» или «12 стульев». Так вот, тот же приём взят в «Следах на мне», наиболее явно – в рассказе «И было сказано». И не очень это хорошо получается... Но, ещё раз, «Следы на мне» неплохи, просто они неровны.

Прошло несколько времени, захожу в магазин «Виктория» за продуктами и вижу на книжной полке роман Гришковца «Асфальт». Книжечка такая малая, вкусная, в твёрдой обложке тёмно-зеленого цвета… всё это очень важно. Купил. И это не пустой роман! Просто неудачный. Жалко. Сила некоторых писателей – в невероятном труде читателя, которому надо запастись «ботинками на железной подмётке». Сила Гришковца, как и Довлатова – в понятности. В «Асфальте» всё непонятно. Городской современный сюжет с неразгаданными загадками. Написано словно рукой Устиновой, но только у неё всё архипонятно и складно. Но талант не пропьёшь и не подаришь. Несовершенный роман Гришковца читается. Более того, он запомнился и до сих пор не выходит из головы. Вот ведь какие странности. Сам ты дурак, читатель…

И наконец, «Сексус» Генри Миллера, известный роман из триллогии, где другие части «Плексус» и «Нексус» (не отсюда ли было взято название робота-андроида Нексус-6 из романа и фильма «Bladerunner»?) Про книжки почему-то интересно знать не только то, что в них написано, но и как они попали в руки конкретному читателю. Вам. «Сексус» мне дали почитать и не торопили с возвратом. Нет нужды напоминать, что это шокирующий роман (что он произвел в умах и штанах начала прошлого века, даже представить сложно), что романы Миллера многие продолжают считать порнографическими. Так ли это? Вспоминаются оправдания Набокова по поводу «Лолиты». В частности, запомнилась его фраза, что в настоящем порнографическом романе сексуальные сцены нарастают к концу… А в «Лолите» совсем не нарастают (и правда). Дескать (и так писали о «Лолите» и другие умные люди, кроме автора), это роман о любви. Мне всё это кажется странным, признаться. Ну, порнография. Интересная порнография – это и есть литература. Роман Миллера (как и читанные до этого оба «Тропика») интересны! Герой, которого зовут «Генри Миллер», говорит горячечным, сумасшедшим языком, «заходится», сбивается. Мне порой трудно следовать за тем, что он хочет сказать. Трудности перевода? Сомневаюсь. Перевод Евгения Храмова кажется умелым. Только один раз меня задело: «Я хочу только одного – чтобы ты позволила мне быть». Ну конечно, в оригинале угадываешь «let me be» («чтобы ты оставила меня в покое»). Но это либо случайность, либо намеренная игра переводчика. А так всё, повторюсь, очень умело. И таков, стало быть, оригинал текста – сумасшедший, захлебывающийся словами, мыслями, снами, сексом многих со многими. Сексом чрезмерным, не реальным, литературным, бьющим всеми фонтанами Петергофа множество раз в день! Сексом порнографическим, наконец. Другая столь же важная нить «Сексуса» - взятие денег в долг и расточительная расплата с долгами… При этом секс и долги - очень разреженные темы в корпусе романа, где основное – путешествия, передвижения, диалоги с многочисленными персонажами, а когда персонажи исчезают или надоедают – продолжение авторского монолога. Литературные интересы и влияния Миллера частично им упомянуты, иногда о них можно догадаться. Это – Достоевский, Томас Вулф, Фолкнер, Мелвилл… Те, на кого он сам повлиял через десятилетия, угадываются – битники, кислотная культура, «Хроники» Боба Дилана.

Философствования Миллера интересны, в те нечастые моменты, когда им случается овладеть читательским вниманием. Читатель, ведь он как… капризный, ему некогда. Он похож на некрасивую маркитантку, окруженную вниманием целого полка. Гениальных писателей. В общем, замечательный роман получился.