Откуда взялся в России блюз, да еще развился за последние годы во вполне мощное и шумное, судя по информационному прессингу, движение? А занесло его в Россию на патефонных пластинках в двадцатых годах. С тех пор он начал мелькать и в репертуарах танцевальных оркестров. Далее - затишье и превращение блюза в узко клановую вещь. Это было похоже на всплеск джаза в СССР и его медленное угасание до небольшого огонька в виде маленьких редких джаз-клубиков, ходить в которые считалось престижным. Не обязательно понимание, но слушание джаза само по себе уже создавало атмосферу элитности и говорило о наличии у слушателей музыкального вкуса. В последние годы, благодаря открытому информационному потоку и появлению клубной культуры, блюз зазвучал в разных городах России. Появляется большое количество виртуозных исполнителей блюза. Казалось бы, это совершенно не наша музыкальная культура, еще недавно прораставшая весьма выборочно и неубедительно. Многие музыканты и музыкальные критики, услышав фразу "русский блюз", до сих пор отмахиваются сразу: "Блюз русским быть не может". Некоторые музыканты, игравшие года два назад джаз, рок, сегодня обозначены в афишах как блюзмены. А некоторые из этих самых звучащих сами посмеиваются над собой и окружающими: "Да какой в России блюз? Просто приятная игра в этот стиль". В то, что просто приятно "поиграться в блюз", в данной ситуации верится мало, поскольку заигрались все дружно только сейчас, аккурат к моменту, когда в Москве нашлись люди и деньги для проведения больших блюзовых фестивалей. Моду на шансон не каждый мог себе позволить поддержать. Совсем уж унизительно блатняк и примитив петь. Попса тоже отвращает. Это как леди в проститутки сбегать и вернуться. А популярности, внимания публики и денег, ясное дело, очень хочется. Блюзовые вечера отчасти решают сегодня эти проблемы. И их атмосфера совершенно неповторимая... А публика поет, танцует, пьет пиво, кричит "Вlues never dies!" "Любовь к блюзу никуда не исчезала - просто не было возможности его слушать", - обсуждая блюзовую тему, пишет мне питерский музыкальный критик Андрей Бурлака, - "Я как меломан со стажем могу смело сказать, что блюз слушали как минимум с начала 70-х, да и играли с тех же пор. Помню, какой лом был, когда к нам приезжал Би Би Кинг, а потом Кларенс "Гейтмаут" Браун - фабрике звёзд это и не снилось. Какие фантастические соло закатывали наши звёзды 70-х, тот же Ильченко! А сейчас вот стал Миша Капник привозить в Россию "Efes Pilsener Blues Festival", и люди поняли: вот оно, наше родное, наконец-то, есть, что слушать! Думаю, если кто-то привезёт рэггей-фестиваль, то будет что-то похожее. Всё же, надо больше внимания обращать на НАСТОЯЩЕЕ, на корневую культуру, а не на производные (к каким, увы, относится и так называемый русский рок). Просто многие начали читать Великую Книгу Музыки не с предисловия, а с примечаний, причём где-то в середине..."
На фоне бурного интереса к блюзу на память приходит имя российского блюзмена Алексея "Доктора" Аграновского, играющего блюз с незапамятных времен, невзирая на приходящие и уходящие модные течения. Несколько лет он к тому же объединяет блюзменов на одной сцене в своих джемах и фестивалях. Мы встретились с ним в московском клубе "Woodstock". Была ночь, множество молодых и не очень молодых музыкантов постоянно сменяли друг друга на сцене, а цементирующим эти разные фрагменты музыкальной мозаики оставался Доктор Аграновский со своим бэндом.
— Я не так давно взялся проводить джемы и фестивали в клубах Москвы. Наверное, года четыре это уже продолжается. С перерывами, с переездами из клуба в клуб в зависимости от клубных обстоятельств. Но я к этому привык, потому что я начинал свою блестящую карьеру (хитро улыбается), играя в квартирах и на кухнях. Это и были джемы, собственно говоря, с московскими музыкантами.
Клубные обстоятельства - это что? Джемы оказываются коммерчески неоправданными?
— Нет, вдруг раз - и клуб закрывается. А джемы, блюзовые фестивали - обычно успешные коммерческие мероприятия, потому что музыкантов, которые хотели бы принять участие в джеме, много. С ними идет еще очень много людей, которые хотят на них посмотреть. И для клубов это хорошо. Но сделать хороший джем - не элементарная вещь вообще. Он должен быть такой весь... Как мне один человек, мастер автомобильный, объяснял, что такое хорошие машины: "Она должна быть вся такая, понимаешь, кру-у-углая". Вот и джем должен быть такой кругленький. Он не должен быть идиотским. С какими-то провисаниями, паузами ненужными. Он не должен быть заорганизованным, но не должен быть и бардаком.
А округлость джема зависит, в первую очередь, от грамотного музыкального подбора исполнителей. Вы же часто выставляете на сцену музыкантов, объявивших себя умеющими играть блюз, и слышите их в первый раз в момент концерта.
— Я не говорю никому "нет" здесь. Почти никому. Кроме людей, которые вообще не могут играть и именно так - неиграющими - себя проявили. В первый же раз к человеку всегда самое доброжелательное отношение. Он сам отвечает за то, что говорит: "Я умею играть блюз". Тут нет ценза. Но мне везет, и еще никогда не случались ситуации криминальные. Наоборот, приходят интересные музыканты.
Кто, на Ваш взгляд, сегодня составляет блюзовую перспективу страны?
— Можно весьма серьезно говорить о Михаиле Мишурисе, который в свое время поехал из Сибири в Чикаго, чтобы учиться петь блюз, и его команде. Мишурис такой рафинированный профессионал. Очень интересно работает Ваня Жук и Вовка Кожекин. Они то вместе, то по отдельности играют, но они ребята очень живые. Хипповые хулиганы и блюзовые. Это тоже хорошо. Это должно быть обязательно. Кто еще? Наши суперзвезды, известные всем. Я к ним тоже очень уважительно отношусь. Сергей Воронов хороший блюзмен, Леван Ломидзе. Последнего иногда считают скорострельщиком таким, технарем. Черта с два. Когда он играет блюз, он обыгрывает мелодию изумительно совершенно. Мне очень нравится этот музыкант.
Федор Чистяков часто играет на блюзовых фестивалях...
— Я не считаю, что это блюз все-таки. Это совершенно другая музыка, с другими корнями. При всем уважении к этому музыканту. Мне кажется, что его творчество идет от русской городской песни. И этот жанр мне близок, нравится. Но зачем называть это блюзом? Не в обиду будет сказано ни городской песне, ни блюзу. Это разные жанры. Вот и все. Вообще, с русским языком в блюзе проблемы большие.
Так что такое блюз в России?
— Самоощущение. Точно такое, как в Америке у негров.
Откуда, если это корневая негритянская, но никак не русская музыка?
— Можно говорить вообще об общем восприятии блюза, о родственных ощущениях в музыке. Я вот, например, родился в негритянской семье (проверяет реакцию на шутку: удалась ли?). Ну как же, я же с плантации, вы ж понимаете. Как мне не петь блюзы? (серьезно) Для меня это действительно родная музыка. Начал играть я ее в довольно зрелом возрасте. А начинал - как все мальчишки. Мне сейчас пятьдесят. А тогда, в детстве, мы слушали "Веаtles", "Rolling Stones", "Аnimals".
Повальный рок.
— Ну да. А я и играл рок. Но я никогда его не играл так серьезно, как сейчас играю блюз. Для меня это работа, и работа любимая, обожаемая. Я от нее подзаряжаюсь. Я не пью и не курю. Вообще, пью только чай. Это мой кайф - блюз. Что, здоровье пить-курить уже не позволяет? У меня богатырское здоровье. Я, честно говоря, решил, что мне так легче жить будет. Оно будет еще более богатырским. И завязал. Раньше я думал, что без алкоголя играть невозможно. Оказалось, гораздо лучше получается.
Вы играете с группой "Черный хлеб"...
— Да, но сегодня я с другой группой - "Вlues Spinners". Это более разгильдяйская команда, составленная из московских профессионалов, которые любят блюз. "Черный хлеб" - другая по настроению. А "Вlues Spinners" для джемов идеальный коллектив. В нем играет Валера Гелюта, старый московский гитарист-ветеран. Потрясающий губной гармонист Саша Братецкий. У нас в группе три фронтмена. Три человека, которые выходят к людям. И отличная ритм-секция - Сережа Кузнецов и Саша Половинкин. Вот такая команда составилась, и это реальная моя блюзовая половинка. "Черный хлеб" на какую-то работу не пойдут. Они скажут: "Ой, условия не те". Это взрослые люди, суперпрофессионалы, и такими себя и ощущают. А этим ребятам можно сказать: "Ребята, мы завтра идем играть перед студентами. Денег не заработаем, но надо сходить". "Ну, пошли".
Вы часто выступаете перед студентами?
— Бывает. Мне это нравится очень. В МГУ мы играем на Татьянин день обычно, на Дне биолога. А бывают и другие всякие мероприятия очень веселые, заряжающие по настроению.
Вы чувствуете, что в последний год произошел если не блюзовый бум в стране, то уж, по крайней мере, слушательский интерес к нему резко возрос?
— Конечно, мы же над этим работаем.
— Они хорошо все это делают. Я имею в виду "Другую музыку". Они мои друзья, у нас хорошие отношения. Я рад, когда у них получается. Мы стараемся все дружить, потому что самый нормальный кодекс существования белковых тел, по Марксу, - дружить. А интерес, может быть, оттого повышен, что сегодняшнее время в России похоже на то, что было в пятидесятые, шестидесятые в Соединенных Штатах Америки. Сейчас вообще и в Европе блюз в моде. Например, в Скандинавских странах. Там проводится примерно десять или пятнадцать блюзовых фестивалей ежегодно. Представляете, это в Норвегии крохотной. В Швеции есть и команды, и фестивали. В Германии к этому отлично относятся. Вот и у нас началось.
- Не играл, но бывал. Жил там долго, даже работал. Два года. Вы ж знаете, я биолог. Я получил стипендию одного фонда и два года работал в Германии. Занимался наукой. И там слушал местный блюз. Ходил в клубы. Даже слушал Джека Брюса, знаменитого басиста группы "Сream". Он играл в маленьком немецком клубе. Вообще никогда этого не забуду.
- Зачем? С иностранцами вообще очень трудно общаться. Мы хорошо общаемся в своей среде, они - в своей. О чем нам говорить с Джеком Брюсом? О том, что я слушал его пластинки и что я считаю его гением? Дурацкий был бы разговор, правда же? Это легенда, это потрясающий музыкант, до сих пор находящийся в отличной форме. Для меня в семнадцать лет "Сream" были богами, которые никогда на землю не сходили. Они жили где-то в Англии, а я жил в брежневской России, в СССР. Америка же тогда вообще рассматривалась как тот свет. Многие мои друзья уехали туда и как будто умерли. Это другой свет. Они не приезжают сюда. Они, как бы, являются. А в Германии я был счастлив, когда вживую услышал Джека Брюса. И, как мне показалось, он испытывал те же чувства, которые я вот сейчас испытываю на сцене этого маленького клуба, играя блюзы. Он кайфовал, пританцовывал, улыбался. Он был совершенно простой, милый человек. Вот такой Иоганн Себастьян Бах - веселый, толстый человек! (смеется). Разговаривал, общался с публикой, рассказывал какие-то байки, играл и пел блюзы. Кримовских вещей там было меньше, а старых блюзов было очень много. Англичане же были совершенно завернуты на блюзе в семидесятые годы. И этот призрак бродит по Европе. Это в Америке блюз не особенно кому-то нужен. А здесь он не умирает. В шестидесятых, когда в Лондон приезжал Мадди Уотерс, это была сенсация. Его носили на руках. У себя дома он ничего собой не представлял. Там была другая музыкальная мода в то время. А в Лондоне был бум. Я не знаю, получится ли у нас настоящий бум, но интерес есть. И больше, чем несколько лет назад. Люди ходят, слушают.
- Еще как! Это непростая штука - что-нибудь уместное сказать со сцены. Это так трудно. Но иногда получается.
- Дело в том, что я совершенно бездарный в плане музыки человек. У меня не было никаких врожденных способностей. Меня учили играть на семиструнной гитаре. Даже для романсов, городских и блатных песен мне крайне недоставало чувства ритма. У меня не было ни голоса, ни слуха. Я врал, как собака. Мои родные огорчались. В семье было принято играть и петь. Мой папа, журналист Анатолий Аграновский, сочинял романсы на русские стихи: на Пастернака, на Ахматову и так далее. И дома все это пелось. В какой-то момент я стал учиться. Мне очень хотелось. Ни хрена не получалось. И "Веаtles" я не мог петь абсолютно. Я не мог петь "Rolling Stones". Полный швах. А очень хотелось заложить спичкой седьмую струну и играть на шестиструнке. В какой-то момент я где-то услышал блюзы и понял: "Да, вот это смогу".
И поскольку вы были музыкальным бездарем в семье, вас отправили учиться на биолога.
- Я сам пошел. Меня хотели видеть журналистом, я так подозреваю. Меня не не напрягали. Это была не такая семья, где кого-то напрягали. Я просто чувствовал, что отец этого хотел. И я был довольно способным мальчишкой к этому. Вел дневник наблюдений природы, довольно такой художественный, писал какие-то рассказы. Причем, я так вспоминаю, достаточно прикольные. И как-то у меня получалось не совсем плохо. Это было интересно. Но я пошел своим путем и стал биологом.
- В один голос сказали они.
- Занимаюсь ею по-прежнему. Это моя профессия. Я в МГУ преподаю. Но чего про это говорить. Однажды я разговаривал со старым цыганом дядей Колей Маштаковым. Дядя Коля пришел со своей женой. Это старики, им под восемьдесят. Жена его что-то спела, станцевала. А он потрясающий гитарист. Дядя Коля говорит: "А еще у нас есть тетя Шура, тоже поет хорошо, но она на русской работе - она рентгенолог". Для меня это русская работа - биолог. Но еще, кроме того, у меня есть цыганская работа ночная - я пою блюзы в клубах.
- Да. Это мой мир. И я профессионалом себя там чувствую вполне. Как рыба в воде. У меня есть своя научная группа. Здесь, в клубе, я тоже себя чувствую как рыба в воде. У меня две воды. Вот и все.
- Нет, мы все самоучки. А как можно кого-то научить? Люди все время другу друга учатся. Меня как-то прорвало. Со сборищ до утра началось. С посиделок с девушками, с портвейном.
- Нет, конечно. Я же женатый человек. Господь с вами. Неужели я скажу в микрофон иначе? (смеется) У меня есть дочь Маша. Она преуспевающий адвокат. Окончила МГИМО. Очень любит мои блюзы. Приходит в клубы, слушает. Приводит своих друзей. Ей очень нравится и блюз, и то, что папа на сцене. И она такой живой, улыбчивый человек! Ей это в кайф все.
- Играть, собираться и приезжать к нам на джемы. Мы всегда рады, когда человек приехал откуда-то, мы ему даем зеленую улицу, потому что он приехал ненадолго. Вообще, я считаю, Россию надо объединять. Люди должны дорожелательно общаться. Снобизм - это наш общий враг. Будем с ним бороться, просто потому, что мы интересны и нужны друг другу.